161bb5b9
Главная События Управление Директора Голосования Темы Полезное
Искать
Ликвидируем политическую монополию » Версия для печати
Терроризм как стиль, или Почему нет идеологий?
2004-10-21 Владимир Никитаев
Терроризм как стиль, или Почему нет идеологий?

Тема идеологий для европейского интеллектуала — это как первая любовь, сразу ставшая женой и давно успевшая наскучить, но к которой раз за разом приходится-таки возвращаться от очередной молодой, ветреной и неверной любовницы. Рассуждать при таком возвращении принято о «кризисе» или «конфликте идеологий» и о том, что его необходимо преодолеть. Преодолевать этот кризис или конфликт предлагается привычным (что уже не может не настораживать) для интеллектуала способом — придумать какую-нибудь новую суперидею. Иногда в пользе такого действия удается убедить и власть предержащих, они выделяют на эту затею немаленькие деньги, деньги успешно «осваиваются», пишутся отчеты… а воз и ныне там.

Перестать путать идеи с идеологиями довольно несложно. Идея (как ее понимали, например, Платон или Кант) — это, по сути, форма власти разума над разнообразным интеллектуальным содержанием. Что касается идеологии, то для первоначальной ориентации вполне годится буквальная этимология слова «идеология»: «учение об идеях». То есть, грубо говоря, идеология — это теория о том, какие «идеи» правильные, а какие нет, и почему. Но гораздо важнее, что идеология предполагает за собой коллективную позицию, определяемую социальным статусом. Идеология, таким образом, есть рационализированный способ интерпретации мира, который группа людей отстаивает и продвигает в публичном пространстве, имея в виду либо просто сохранить существующий порядок вещей, либо распространить его на некоторое общественное целое (в пределе — всё человечество), либо, наоборот, низвергнуть существующий порядок и утвердить радикально новое устройство мира (тогда ее называют также «утопией»). Нетрудно заметить, что в своей прагматике идеология выказывает себя своеобразным двойником религии, востребованным в ситуации жесткого кризиса религиозной картины мира. Соответственно, критика религии была со временем преобразована в критику идеологий.

Если ограничиться только политическими идеологиями, то следовало бы различать идеологию от идеи не просто по наличию у нее массовой «социальной базы», но и по тому, насколько эта база активна, то есть представляет ли она собой политический субъект, или, как минимум, тело действия. Следовательно, анализ ситуации «кризиса идеологий» должен дать ответы на три вопроса: есть ли у потенциальных идеологов идеи как таковые, существуют ли под эти идеи политические субъекты или тела действия, и, если первое и второе имеют место, то почему эти идеи «не берутся» теми, для кого они предназначены?

Этническое вместо политического

Так или иначе, но мы приходим к проблеме политического в современном (или постсовременном — кому как нравится) мире. Не вдаваясь, из соображений формата, в детали и обоснования, можно констатировать, что политическое вытесняется, с одной стороны, «вторично политическим», то есть экономическим, выступающим в функции и/или в форме политического, а с другой — этническим. Остановимся только на втором моменте, поскольку он наилучшим образом способен прояснить для нас судьбу идеологий как таковых.

Последние пятнадцать-двадцать лет (особенно после крушения Советского Союза) в мире происходит нечто, что можно охарактеризовать как возвращение, или возрождение этнического. Это проявляется не только в бурном размножении по всему миру разнообразного этнического и этноконфессионального сепаратизма, но и в том, что этнический принцип размежевания в условиях глобализации западной цивилизации становится практически основным. Отчасти это связано с тем, что этническое имманентно традиционной культуре и «доступно широким массам», отчасти же с тем, что либеральная демократия, которую Запад навязывает по всему миру (политкорректно попустительствуя при этом мультикультурализму), не в состоянии «переработать» этническое в политическое.

Этническое основано на традиционном различении свой/чужой. В отличие от политического размежевания, предполагающего известного рода рефлексию, этническое различение свой/чужой происходит интуитивно, на уровне чувств. В коннотациях суждений о «чужих» и «своих» всегда присутствуют и этическая оценка, и эстетическое (то есть «воздействующее на чувственность») отношение. Многие «новые сообщества» строятся именно по этому старому, как мир, принципу.

Изучение экстремистских и террористических организаций (большинство из которых, как известно, находится в Европе) показывает, что типичная история «международного террориста» примерно такова. Арабский иммигрант, как правило, образованный и достаточно развитый человек, сталкивается с тем, что окружающий его западный мир оказывается для него непреодолимо «чуждым» и «несправедливым». Отнюдь не будучи глубоко верующим или, тем более, фанатиком, иммигрант начинает регулярно посещать мечеть, где имеет возможность почувствовать себя «как дома» и «отдохнуть душой» (вполне, кстати, эстетическое переживание). При некоторых мечетях существуют своеобразные «братства», которые ведут особенный, «праведный» образ жизни, — в них раньше или позже и попадает такой молодой человек. Очень похоже на то, что эти братства практически ничем не отличаются от так называемых тоталитарных сект. Они-то и становятся ячейками терроризма. Религиозная, или какая-нибудь другая (прежде была, например, «левацкая») идеология является, таким образом, вторичной: она обслуживает уже существующее целое и может заимствоваться из любых открытых источников информации (из сети Интернет, например) или даже создаваться ad hoc внутри группы. То есть и здесь определяющим фактором становится доведенная до предела оппозиция свой/чужой, когда за своих и жизнь отдать не жалко, а чужие не стоят пыли под ногами. Если брать ваххабистское движение, то дело тут доходит до своего рода экстерриториальности: ваххабиты, как известно, не признают духовных лидеров традиционных мусульманских общин Кавказа, Поволжья и Средней Азии, не считаются с рядом исламских догматов и т.д.

Означает ли все сказанное, что в генезисе терроризма можно пренебречь религиозным, исламским фактором, и трактовать происходящее как своеобразный этногенез сетевого (виртуального) этноса террористов? Казалось бы, да. Но не совсем. В частности, можно, вслед за С. Жижеком, рассматривать ваххабизм как мусульманский вариант протестантства. А разве протестантство отрицает христианство вообще?.. Так или иначе, но мы вряд ли продвинемся дальше фиксации того, что терроризм преодолевает различие этнического и религиозного (подобно тому, как исламский фундаментализм отрицает оппозицию светского и духовного), и заимствует от обеих сторон то, что способствует укреплению его как тела действия. То есть берет определенный этос и эстетику.

Эстетическое вместо идеологического

Действительно, религиозный фундаментализм — это не только религиозная догма и практика жизни, но и (или даже прежде всего) особая эстетика. Фундаментализм, как и традиционализм вообще, вряд ли возможен в обществе, в котором нет благообразных старцев. Ребенок вначале чувствует почет и уважение, которым повседневно окружены старики, и только много позже, когда все их действия уже наделены для него авторитетом, начинает понимать то, что они проповедуют.

Своего рода эстетический, то есть «впечатляющий» и «шокирующий», характер присущ и терроризму. О неразрывной связи современного экстремального терроризма с масс-медиа не говорит сегодня только ленивый. При чуть более глубоком анализе следует учесть также ставку на символическое действие, изначально присущее терроризму. Классический терроризм — скажем, русских народовольцев или международных анархистов — выбирал в качестве своих целей знаковые фигуры режима; терроризм XXI века наносит свой удар преимущественно по символическим объектам. Башни WTC как символ капитализма вообще и американского в особенности; культовые сооружения (церкви, синагоги, мечети и т.д.); концертные залы и крупные супермаркеты как своеобразные символы западного «общества потребления»; государственные учреждения как символы власти; даже школа и дети — это ведь тоже святое.

Примечательно, что, предлагая бороться с терроризмом идеологически, бывший советник правительства США по борьбе с терроризмом Марк Сэйджмен вспоминает об «американской мечте», для распространения и триумфа которой Голливуд сделал больше, чем все интеллектуалы и политики вместе взятые. Иначе и не может быть, если человек занимает или отвергает ту или иную политическую позицию прежде всего потому, что эстетически и этически принимает (или не принимает) образ жизни и действий ее представителей. Если дело обстоит таким образом, то что можно противопоставить «эстетике варварства», пропагандируемой, например, Х.-А. Нухаевым?.. Вообще говоря, некогда подобной эстетике успешно противостоял имперский стиль. Только не следует забывать, что в имперском стиле, как в любом эстетическом факте, должна быть хотя бы толика подлинности. Если, например, используется имперская риторика «силовых заявлений», то за ними должна стоять реальная сила и готовность пустить ее в ход (подобно тому, как за мифопоэтическим образом боевика стоят-таки реальные диверсии). Если же этого нет, то никакие лужковско-церетелевские каменные монстры и помпезные шоу на Красной площади тут не помогут.

Нужно признать, что, конечно, сама по себе мобилизационная роль эстетического не представляет собой ничего нового. Кратчайший путь, как известно, — это прямая линия; непосредственное всегда «ближе» опосредованного. Поэтому эстетическое, если ему «не мешать», всегда опережает все иные пути воздействия на человека. «Ведь под эстетическим… — писал А.Ф. Лосев, — обычно и понимается такое внутреннее, которое ощущается внешним образом, и такое внешнее, которое позволяет самым непосредственным образом ощущать внутреннюю жизнь объективного предмета». Но похоже на то, что сегодня эстетическая мобилизация действует не вместе с идеологической, а вместо нее. Вместо разговоров о «кризисе идеологий» следовало бы констатировать смерть идеологического вообще, поскольку роль идеологии в современном мире стала поистине ничтожной. Сегодня вместо — или, как минимум, прежде — идейного и логического стоит эстетическое (в значении древнегреческого aisthetos: «воспринимаемый чувствами»).

В настоящее время пока неясно, представляет ли указанный откат от политического к этническому и от идеологического к эстетическому временное явление, предвестие новой генерации великих идеологий, или такова суть наступившей исторической эпохи. В любом случае, «обойти» эстетику не удастся. Прежде нужно вычистить авгиевы конюшни придурковатой попсы, заполонившей масс-медиа, а уже затем, быть может, и до создания идеологии дело дойдет.

ГЛАВНЫЕ ТЕМЫ » Все темы
СВОБОДА СЛОВА
Ликвидируем политическую монополию » Монополия
30 Арина Чайковская
Гражданское общество. Сейчас ульяновский проект «Виртуальное Гражданское Правительство» внедряется в Удмуртскую республику, Новосибирск, Красноярский край и Хабаровский край. Наши коллеги осваивают управление аналогичными порталами и наполняют картотеку чиновников своего региона.

30 Игорь Бойков
Убийство шейха. Итак, в Дагестане произошло очередное политическое убийство, ещё сильнее приближающее нас к кровавой смуте на южных рубежах страны.

30 Айрат Калимуллин
Радикальный ислам. Весной 2011 года смена руководства Духовного управления мусульман Республики Татарстан вызвала, мягко говоря, настающую истерию среди местных радикальных исламистов. С поста был смещен муфтий Гусман Исхаков.

29 Олег Неменский
Вопросы национализма. Идеология мультикультурализма направлена против культуры как общенационального явления, отрицает единый культурный стандарт внутри национального государства.

29 Георгий Волков
Казацкий вопрос. При проведении Всероссийской переписи населения в 2002 году решением Правительства РФ было дано разрешение желающим в графе «национальность» писать «казак», таким образом, впервые в послереволюционную эпоху на официальном уровне определялось право казаков на этническую самоидентификацию.

28 Семён Резниченко
Судьба Кавказа. Кавказцев несомненно ждёт разная судьба. Остановимся в начале на самой малочисленной группе. На тех, кто выберет европейский образ жизни. Они не будут иметь достаточного влияния на свои этносы.
п»ї